Трансценденция

1

   Свет фонарей подгоняемый ветром плыл по мокрому асфальту. Синие и красные проблесковые маячки на крышах автомобилей выглядели отражением праздничных гирлянд. Моросящий дождь вновь превратился в ливень, и поверхность луж покрылась пузырями. Вода неслась вдоль тротуаров нескончаемым потоком.
   Узкую дорогу перекрыла машина ДПС. Сотрудник ГИБДД в ярком дождевике со светоотражающими полосками выставлял переносной знак запрещающий проезд. Еще один, размахивая жезлом, просил водителей подъезжающих автомобилей разворачиваться.
   – Давай обратно! – крикнул он усатому толстяку, высунувшемуся из кабины грузового фургона. Вместе с тяжелой вонью из прокуренного салона в насыщенный влагой воздух вырвались звуки шансона.
   – Все живы? – спросил водитель, увидев машины скорой помощи.
   Одна из них стояла на газоне и за ней тянулась длинная борозда жирной грязи, оставленная заблокированными колесами. Ствол огромного дерева упал на крышу. Возле распахнутых дверей два санитара в неуклюжих куртках суетливо разворачивали носилки.
   – Сомневаюсь, – ответил полицейский.
   Мужчина вздохнул, закрыл окно и развернул свой грузовичок. Когда он в последний раз на прощанье моргнул красными огоньками, притормаживая перед поворотом, раздался крик одного из санитаров:
   – Андрюха, этот-то живой!
   – Только не говори мне, что из всех выжил один чокнутый придурок?
   – Вот, черт! Ну и верь после этого в бога.
   – Он забирает лучших. Его не интересуют грешники. Тем более всякое отребье вроде извращенцев и маньяков.

2

   Близился полдень. Осеннее солнце, утром теплое и пушистое как сонный котенок, незаметно превратилось в жалящего скорпиона. Оно отражалось в затемненных стеклах элитных магазинов. Мраморные фасады помпезных зданий блестели в его лучах. Подчеркнутый и высвеченный им столичный китч надменно выплевал вам в лицо доказательства своего превосходства над вами, – превосходства во всем, но в первую очередь в деньгах и богатстве.
   Под вывеской «Дом Книги «Москва», недавно переработанной чтобы лучше соответствовать новой моде на советский ампир, стоял мужчина в плотной черной рубашке и вытертых джинсах. Волосы за ушами взмокли от пота, тонкий ручеек стекал по шее под расстёгнутым воротником. Молодой человек рассматривал рекламный постер в витрине позади стопки из журналов GG. Он перечитал крупный текст над собственной фотографией (…
    Человек Года: Михаил Холодняк
   …) и его губы растянулись в легком намеке на улыбку.
   На фото он развалился в кресле, небрежно закинув ногу на ногу и широко улыбаясь. Пиджак из шерсти с атласным воротником, рубашка из хлопка, галстук и торчащий из нагрудного кармана черно-белый платок – все это должно было убедить окружающих, что перед ними типичный хозяин жизни. У него был настолько холеный и довольный вид, что подпись «Жизнь удалась» казалась более уместной, чем та, что была написана сейчас –паранормальное стало нормальным
   Михаил держал в руках тот самый, последний, номер журнала GG. Статья про него и его агентство по розыску пропавших людей была посередине. Он пролистал страницы и вновь пробежался по тексту, цепляясь взглядом за отдельные фразы и истории из его жизни. Особый акцент в статье был сделан на его работу с «Маша Рейнджерс» – волонтерской организацией, которая занималась поиском пропавшей девочки из Черноголовки – и между делом упоминалось взаимодействие с хакерской группировкой «Метатрон», которая помогла выкрасть доказательства с компьютера киднепера. Тот случай долго не сходил со страниц СМИ и не выходил из тредов соцсетей.
   – Ну и каково проснуться популярным? – спросил сегодня утром Егор Игнатьев (один из участников “Метатрона” с которым он сблизился чуть больше, чем с остальными), позвонивший поздравить с выходом журнала. В тот раз, промычав что-то неопределенное и нечленораздельное Михаил не нашелся что ответить, но сейчас, листая журнал, наконец, придумал ответ.
   Это не популярность, это обычная известность, – следовало бы ответить ему. – Тем более что к реальности эта картинка имеет такое же отношение, как занятия спортом к стройности светских львиц и звезд шоу-бизнеса.
   Слава богу, его не узнавали на улицах, не подсаживались в кафе с вопросом «Скажите, это не вы нашли Машеньку из Черноголовки?», и не просили автографов. Он всегда чувствовал себя несколько не в своей тарелке при большом скоплении людей. Назойливое внимание с стороны чужаков пугало и настораживало. Он плохо помнил свое детство после аварии, в которую попал три года назад: вместо родителей и первых учителей его память населяли лишь безликие и размытые фигуры. И только один день накрепко остался в памяти – тот, казавшийся бесконечным, день, когда решался вопрос о его переводе в специализированную школу для детей с особенностями.
   Врач, морщинистый старик, с пожелтевшими пальцами, от которого разило спертым сигаретным духом, задавал ему вопросы, но, казалось, совершенно не интересовался ответами. Он попросил собрать из кубиков конструктора дом, а потом сломал его и ухмыляясь посмотрел на Михаила.
   Молоденькая медсестра в белом халате и с вышитыми на кармане красными нитками инициалами «ЛВ» протянула ему фломастеры и альбом для рисования. Лицо ее, к огромному сожалению, теперь спустя годы казалось каким-то неопределенным. Но он отлично помнил выражение ее серых глаз. Именно из-за них он доверился ей, и она стала первой, кому он рассказал о том, что способен находить пропавшие вещи и видеть будущее.
   – Замечательно, – сказала она, когда узнала об этом. – Я потеряла свою любимую ручку, которую мне в прошлом году подарила младшая сестренка. Не мог бы ты сказать, куда я ее подевала?
   Он взял ее за руку. Девушка напряглась. Она была готова выдернуть свою ладонь из его пальцев, но уже спустя мгновение расслабилась. Восхитительные добрые глаза закрылись.
   Как всегда во время подключения к сознанию другого человека, его окутал густой и влажный дым, от которого запершило в горле и защипало глаза. Шкафы вдоль стены, стол, заваленный бумагами, над которыми склонился старый морщинистый врач, разбросанные по полу кубики – все окружавшие его предметы поблекли, потеряли форму и растаяли.
   Он оказался совсем в другой гораздо меньшей по размеру комнате. Перед ним лежала раскрытая книга и толстая тетрадь со страницами, исписанными мелким аккуратным почерком. Глаза слипались. Слова и буквы слились в один непонятный узор, строчки текста переплелись как корни тропического леса. Он обессиленно откинулся на деревянную спинку старого офисного стула. Его рука свесилась с подлокотника, и необычная ручка в форме шприца бесшумно выпала из пальцев.
   Дым заколыхался, будто потревоженный чьим-то движением и медленно исчез. Реальный мир проступил сквозь него так же, как проступает изображение на погруженной в проявитель фотобумаге.
   – Она под ножкой стола у вас в кабинете, – он отпустил руку медсестры, и та часто заморгала, растеряно озираясь и надеясь, что никто не заметил, как она заснула на работе.
   Старик, зарывшийся в толстой кипе бумаг и заполняющий очередной бланки, услышал их разговор, посмотрел на Михаила и спросил:
   – Очень интересно? А какое будущее ждет, например, меня.
   – Вы умрете, – ответил мальчик.
   Старик заржал отвратительным блеющим смехом и подклеил в толстую папку последний лист, на котором написал: 27 балов по шкале CARS – выраженность аутизма в пределах нормы.

3

   – Это не популярность, это обычная известность, – произнес он и сообразил, что уже давно раскачивается и повторяет одну и ту же фразу, отрешенно разглядывая собственную фотографию.
   Михаил испуганно закрутил головой. Рядом никого не было, и он облегченно выдохнул. Ему не нравилось когда люди видели его в такие моменты, злился из-за них на самого себя, но к сожалению совершенно ничего не мог исправить в своей голове.
   Отвернувшись от витрины, он побрел в сторону городского центра с его бесчисленными ресторанами и кафе. Приближалось время обеда, людей на улице прибыло. Он низко опустил голову и свернул в переулок.
   Но и во дворах было не лучше.
   Медленно ползли автомобили. Смешанное с выхлопными газами в воздухе парило отчетливо осязаемое напряжение. Кто-то нетерпеливо просигналил, красный «ауди» не выдержав, съехал на газон и помчался через детскую площадку.
   Людская масса, как огромный аморфный организм перетекала с улицы на улицу. Бесконечный человеческий поток: менеджер среднего звена, на ходу жующий бургер (майонез застыл над губой, пальцы вымазаны кровавым кетчупом), девушка, восторженно рассказывающая подругам о новом корейском сериале, подросток с наушниками-вкладышами, женщина с детьми, громко объясняющая мужу по телефону, что необходимо купить в супермаркете, – вся эта пестрая, бурлящая, неумолкающая толпа пугала. Он вжал голову в плечи и ускорил шаг.
   Впереди показались пузатые буквы неоновой вывески с названием кафе – «Пышечка». Даже в это время там не было наплыва посетителей. Столик в дальнем углу у маленького неприметного окна с давних пор был его любимым местом. Хозяйка кафе, маленькая грузная брюнетка, всегда встречала его с радостной улыбкой.
   Когда он засеменил по ступенькам к стеклянным дверям, за которыми скрывался темный и прохладный холл, в заднем кармане завибрировал телефон. Михаил промчался через весь зал, не забыл поздороваться со скучающей официанткой, и ответил на звонок, только упав в мягкое кресло с за столиком.
   – Слушаю.
   – Это Михаил Холодняк? – голос был незнакомым, низким, почти грудным. – Вы отлично смотритесь на обложке.
   – Спасибо.
   – Вы меня не знаете. Меня зовут Степан Кипелов. И я хочу предложить вам дело всей вашей жизни. Дело, от которого вы не сможете отказаться.
   – Ну… – промычал Михаил, не понимая, что от него ждут и что принято отвечать в таких случаях.
   – Понимаю, что у вас нет отбоя от заказов. Вы теперь знаменитость, но уверен: мое предложение вас заинтересует.
   Звонящий, выдержал недолгую кинематографическую паузу, достаточную чтобы заинтриговать, но не наскучить и продолжил:
   – Предлагаю вам найти убийцу семьи из Артюхино. Вы могли не слышать о том деле. Это было десять лет назад. Оно не было шумным. Полиция и общественность быстро утратили к нему и без того малый интерес. Дело закрыли из-за отсутствия в нем состава преступления, но как только ознакомитесь с его обстоятельствами, вас оно определенно заинтересует.
   Михаил вздохнул.
   – Вынужден отказаться. Я не занимаюсь уголовщиной. Мои профиль – это поиск пропавших людей. Я сотрудничал с «Маша Рейнджерс», с другими поисковыми и волонтерскими организациями. В том, что вы предлагаете у меня, нет никакого опыта…
   – Это не проблема.
   – … Все чем я занимался – определение местонахождения детей, которых выкрали бывшие мужья, определение местонахождения партнеров по бизнесу, информация об их перемещениях. Делал то же самое, что хороший датчик GPS. Только чуть-чуть лучше.
   – Превосходно! Просто замечательно! Это именно то, что я ожидаю от вас. Не нужно ловить преступника. Нет. Просто скажите, где он и кто он. Смотрите на это так: ненайденный убийца – это ведь тоже своего рода пропавший человек.
   – Или пропащий, – попытался пошутить Михаил.
   В ответ из динамика раздался истеричный гогот. Михаил испугано отодвинул телефон от уха и посмотрел на официантку готовый извиниться, если та взглянет на него с осуждением. Но девушка была занята составлением на поднос грязной посуды со стола, за которым сидела только что ушедшая компания подростков и даже не смотрела в его сторону.
   – Да можно и так сказать, – ответил собеседник, чуть успокоившись, но все еще давясь жиденькими смешками. – Для начала я пришлю вам материалы.
   – Не утруждайтесь. Я же уже сказал…
   – Когда посмотрите, смело называйте любую сумму в качестве гонорара. Вопроса с оплатой для меня не существует. И… – человек представившийся Степаном Кипеловым вновь издал короткий смешок. – Ставлю свою почку, что вас заинтересует мое предложение. Ждите письма!
   Раздались короткие гудки.
   Михаил сохранил номер в телефонной книге, в качестве имени контакта написав: Настырный сукин сын.

4

   Вечером пришло сообщение. Настырный сукин сын, как и обещал, прислал фото страницы из малотиражной районной газеты с короткой заметкой, обведенной жирным красным маркером.
    Страшный пожар в Артюхино унес жизни двоих человек. В доме по адресу «Большая Озерская, 6» найдены тела Виктора Теснова и Марии Тесновой. Ведется следствие.
     Над заметкой оказалась фотография – дом с почерневшими от копоти стенами; из дыр в оплавившемся виниловом сайдинге проглядывают кирпичи; балки провалившейся крыши видны сквозь пустые оконные проемы.
   Почувствовался приторный запах пожарища. Предметы вокруг потеряли четкость. Комнату заполнило едкое, горькое марево.
   Приступ кашля вынудил Михаила согнуться. Он схватился за край стола, чтобы не упасть, а когда, пошатываясь от внезапной слабости и головокружения, разогнулся, понял, что находится справа от увиденного на фотографии дома. На стенах не было следов сажи, оконные рамы и крыша находились на месте. Михаил стоял на выложенной плиткой площадке с огромным стационарным мангалом, между скамьей и кустом цветущей сирени. Он знал, что если обогнуть дом по дорожке, то обнаружишь две яблони и натянутый между ними гамак. Михаил вспомнил, как раскачивался на нем, смотря на плывущие в вышине облака, протягивая к ним руки и представляя, что может дотронуться до них.
   Бледные безволосые предплечья, во множестве покрытые родинками, пальцы с неровными обгрызенными ногтями – эти руки не были его руками. Это были руки чужака.
   Михаил открыл глаза. Тошнотворная вонь стала меньше, дым рассеялся. Пережитое только что было тем, что он называл контактом. На самом деле он никогда не был в этом доме и не качался на гамаке.
   Следующим вложением оказалась страница из отчета полиции, подписанного начальником УВД района Архангельское. Рядом с подписью имелась приписка: «Дело закрыть за отсутствием доказательств против подозреваемого
   Дальше шли фотографии из полицейского архива: два обгоревших тела, место, где были обнаружены трупы, заключение МЧС о причине возгорания – неисправная электропроводка, – и отчет патологоанатома о наличии дыма в легких жертв.
   Тела были обнаружены в комнате на первом этаже. По всей видимости пожар застал их во время сна.
   Он понял, что возьмется за это дело. Давно, а может быть никогда, у него не было еще настолько сильного контакта

5

   В этот раз запах гари не застал Михаила врасплох, хоть и происходило все гораздо быстрее. Его обступил прогорклый туман. Он задержал дыхание и крепко зажмурился, а когда открыл глаза, увидел себя стоящим в широком холле. Одной рукой Михаил вцепился в дверь, а в другой сжимал большой кухонный нож с окровавленным лезвием. Он еще никогда не ощущал ничего подобного. Темная пелена искажала окружающее, искривляла шкаф, двери и деревянную лестницу на второй этаж, где застыло отвратительное существо, внушающее ему безотчетный ужас и ненависть, и лишь отдалено напоминающее женщину.
   Все закончилось.
   Он откашлялся, озираясь и приходя в себя. Загудел лежавший на столе телефон. На экране появилась надпись: Настырный сукин сын
   – Ну как? – спросил Кипелов, после того как Михаил ответил. – Я был прав, когда говорил, что вы заинтересуетесь делом?
   – Действительно, что-то в нем есть. Но, прежде чем давать свое согласие, я хотел бы узнать вот что – почему ВЫ решили, что это убийство? Жертвы умерли до начала пожара, и полиция посчитала, что это несчастный случай.
   – В этом все дело. Все очень хорошо легло и все всех устроило. Они просто не стали дальше копать, немного подтасовав факты.
   – Вы о чем?
   – В отчете патологоанатома было отмечено о сильном повреждении тел и невозможности установить, истинную причину смерти. А еще он заметил зазубрину на лучевой кости мужчины. В окончательном отчете следователя об этом не упоминалось.
   – То есть?
   – Это самая повреждаемая кость вовремя защиты от ножа. Кроме того, у полиции был подозреваемый, но дело закрыли, суда так и не было.
   – Почему?
   – Потому что подозреваемому было тринадцать лет. Это был их сын
   – Очень интересно. В бумагах, которые вы прислали про него нет ни слова.
   – Да. О нем не упоминается нигде. Нет информации о том, что его допрашивали, он не давал показаний в суде. Между тем, можете проверить в архивах – у Тесновых был сын.
   – Так может достаточно поговорить с ним?
   – Возможно, и это еще одна причина, по которой я обратился именно к вам. После того случая он исчез.
   – Как это?
   – Как исчезают – был человек и нет человека. Никто его больше не видел.
   – Вы пробовали обращаться в полицию? Возобновить расследование?
   – Конечно. Все без толку. Одни отписки.

6

   На следующий день погода, наконец, испортилась и стала напоминать осеннюю. С ночи зарядил мелкий моросящий дождик, нудно и тихо стучавший по козырьку балкона. Он слышал его сквозь беспокойный сон, в котором вновь переживал ДТП трехлетней давности. Ему снились санитары с размытыми лицами. Они склонялись над ним, светили фонариком в глаза и рассуждали о парадоксах человеческого сознания.
   Ближе к обеду Михаил отправился в Артюхино. Ему хотелось посмотреть на то, что осталось от дома. К счастью, по какой-то причине он так и не был снесен, и продолжал медленно ветшать.
   Он проехал под поднятым шлагбаумом: мимо заброшенного домика охраны с заколоченными окнами – на территорию поселка. Судя по змеящимся трещинам и огромным выбоинам, дорогу давно не приводили в порядок. Газоны заросли некошеной травой.
   Дом Тесновых находился на окраине. Сразу за ним начиналось заброшенное поросшее молодым ельником поле. Забор вокруг дома оказался наполовину разобранным, на воротах не было замка, створки были стянуты проволокой с потрескавшейся крошащейся изоляцией.
   Пройдя внутрь он увидел разросшиеся кусты и поросшие травой дорожки. Стены покрылись мхом и грязью. Металлическая дверь, снятая с петель, лежала на ступенях. Михаил осторожно вошел в темный проем.
   Все что по какой-то причине избежало огня и могло представлять ценность или хоть какой-то интерес для жителей окрестных домов было растащено. В широком холле первого этажа даже содрали напольное покрытие, и разобрали лестницу. Оставшаяся мебель, сваленная в кучи, медленно гнила и превращалась в труху.
   Прислонив ладонь к холодной все еще черной от копоти стене, он ощутил лишь усталость и разочарование. Осмотр дома ничего не дал: он был мертв, все призраки прошлого давно покинули его, ничто не могло подсказать, как произошло убийство, и в чьем теле он пребывал, когда стоял в холле с ножом в руке.
   Выйдя на улицу, он заметил двух преклонного возраста женщин, следивших за ним через открытые ворота дома напротив.
   – Добрый день! – поздоровался он, подняв руку в приветственном жесте.
   – Добрый, – ответила та, у ног которой сидел золотистый ретривер.
   – Можно поинтересоваться, кто вы и что делаете здесь? – спросила вторая, положив на колени книжку в мягкой обложке.
   – Вот присматриваю себе дом, – солгал он. – Хочу переехать из душного города. Подальше от этих вечных пробок и суеты.
   – Ой, только врать не надо, – тут же ответила вторая. – Эта развалюха никого заинтересовать не может.
   – Развалюха меня, конечно, не интересует, – кивнул он. – Места у вас тут хорошие.
   – Если места вам нравятся, то почему ближе к озеру не смотрите. В поселке сейчас много домов пустует. Хиреет он, многие продают дома, иные съезжают и пытаются сдавать их в аренду. Но ничего у них не выходит. Не едет сюда никто больше.
   – А почему? Удивительно мне просто. Я б с удовольствием.
   – Из-за этого, – первая кивнула на дом Тесновых и не едут. – С пожара все и началось. Будто проклял кто-то.
   – Ой, не выдумывай, Люба, – отмахнулась вторая. – Кто проклял-то?
   – Да хоть псих их малолетний!
   – Простите, это вы о ком? – Михаил надеялся, что в его голосе не почувствовался интерес.
   Вторая недовольно посмотрела на Любу в ногах которой заворочался ретривер.
   – О мальчишке, что здесь жил, – Люба с вызовом посмотрела на подругу. – А почему бы и не рассказать о нем? Что в этом такого?
   – Да, как хочешь, – буркнула вторая и уткнулась в книгу. – Только я по лицу вижу, что не нужен ему дом. Журналюга это обычный.
   – Мальчишка этот дом и поджег, а до того родителей своих убил.
   – Вы серьезно?
   – Серьезней некуда. Считалось, что у этого пацана не все в порядке с головой с рождения было. К нему врач ходил каждые полгода. Сначала дед, а потом девка молодая, я ее, кстати, видела позже в Архангельском в неврологическом отделении, когда с сотрясением лежала. Даже помню, как ее звали – Лишманова Вика.
   – Шизофреник он был, – произнесла вторая, вновь отложив книгу. – И садист. С детства животных мучил. Я хорошо помню все эти случаи. У меня кот был – сиамец – так он его, скотина, выпотрошил и на яблоне у себя за домом повесил. Из школы его попросили после первых классов и тогда вроде реже его видеть стали.
   – А я думаю, не шизофреник он вовсе. Дух в него вселился. Может проклятие какое-то на нашем поселке.
   – Знаете, где он сейчас? – как не старался, Михаил не мог заставить себя, поверить хотя бы одному их слову.
   – Так кто его знает? Может в тюрьме сидит еще. А может уже вышел.
   – Вы помните, как его звали?
   – Кажется Павлик, – ответила та, что была с ретривером.
   – А как он выглядел?
   – Ну, точно, журналюга, – буркнула вторая. – Смотри, если узнаем, что какую-нибудь гадость про наш поселок написал…
   – Уважаемые, я вам клянусь, что ко второй древнейшей профессии не имею никакого отношения.
   – Выглядел он жутко. Смотришь на него и понимаешь, – этот точно не с нашей планеты, – ответила Люба. – И знаешь, что? У меня ведь его фотография есть. Сейчас принесу.
   Она встала и скрылась в доме.
   – Я тоже пойду, – произнесла та, что была с книгой, и уже встав, и отойдя на несколько шагов, не оборачиваясь в его сторону продолжила. – А вы не ждите ее. Возвращайтесь домой.
   – Почему?
   – Ее не существует.
   Женщина исчезла в дождливой мгле, оставив его одного. Михаил прождал несколько минут, но из дома действительно так никто и не вышел. Он нажал кнопку звонка и дернул закрытую дверь; прислушался – не раздастся ли шаркающих шагов или скрипа половиц – и, не дождавшись ответа, направился к машине. Рассеяно сорвав желтый кленовый лист, Михаил вытер ладонь, вымазанную в чем-то красном.

7

   Ночью дождь усилился. Крупные капли громко застучали по козырьку. Михаил постоянно просыпался и смотрел на потолок. Тени растущих за окном деревьев похожие на щупальца гигантского чудовища извивались и цеплялись за старую трехрожковую люстру. Когда он забывался неглубоким тревожным сном, ему опять снилось ДТП.
   Опять, как и в ту ночь, он сидел зажатый в салоне и не способный выбраться из машины. Безликие санитары бесцельно бродили между деревьев, похожие толи на потерявшихся призраков, толи на зомби. Он слышал их приглушенное бормотание, из которого иногда можно было выделить отдельные бессвязные слова и боялся пошевелиться.
   Совершенно не чувствуя вкуса яичницы и кофе, он расправился со своим поздним завтраком и отправился на встречу с Викторией Лишмановой. Плетясь в потоке за огромной покрытой грязью фурой, он думал о том, какая великая сила социальные сети: даже последние параноики имеют аккаунт хотя бы в одной из популярных сетей. Виктория же явно не относилась к тем, кто дрожит и трепещет перед всемогущими китайскими хакерами или молится на свои персональные данные.
   Вчера, разглядывая ее фото в инстаграме, Михаил неожиданно для себя почувствовал запах гари. Когда все вокруг затянул едкий дым, он увидел молодую женщину, протянувшую к нему руку. Теплые гладкие пальцы коснулись его щеки, губы зашевелились, но он не услышал ни слова. Солнце сияло за ее спиной, переливалось и блестело в ее волосах. На ней был белый халат, из кармашка торчал колпачок ручки.
   На него неожиданно навалился страх. Что-то во всем этом было неправильно, но он никак не мог решить, что именно. Удушливый смрад исчез, дым рассеялся, однако страх никуда не делся: тяжелый и липкий, как пот после ночного кошмара его не смыл даже обжигающе горячий душ.
   С Викторией они договорились встретиться во время обеденного перерыва в находящемся недалеко от места ее работы Макдональдсе. Михаил прибыл за пол часа до назначенного срока. Помещение ресторана пустовало: заняты были только пара столиков.
   Он выбрал место у окна насколько можно дальше от входа и не торопясь пил кофе разглядывая проходящих мимо людей. Капли дождя усыпали стекло. Иногда какая-нибудь из них срывалась и устремлялась вниз.
   В кармане завибрировал телефон. Достав его, он увидел на экране надпись «Номер не определен». Пока он размышлял: ответить или не отвечать – на том конце положили трубку.
   Виктория опоздала всего на несколько минут. Войдя внутрь, она сложила зонтик и оглянулась. Он помахал ей рукой и жестом предложил присесть напротив.
   Ей было за тридцать. На лбу появились первые пока еще неглубокие морщинки. Она развязала серый с зеленым узором шейный платок, и он отметил, что он изумительно подчеркивал цвет ее глаз.
   Разглядывая ее, Михаил пытался подобрать слова для начала разговора, но к его облегчению женщина взяла инициативу в свои руки. Они обсудили погоду и затянувшееся лето, качество кофе и вкус пирожных в Мак-кафе, а также то, как изменились облики маленьких провинциальных городков.
   В конце концов прищурившись, она спросила:
   – Но вы ведь проделали такой путь не для того, чтобы обсудить со мной виды на урожай грибов в этом году?
   Легкая улыбка изменила ее лицо, и он буквально задохнулся от догадки: именно Виктория была женщиной из краткого вчерашнего видения.
   – Да. То есть – нет, – он покраснел и отвернулся от нее делая вид, что заинтересовался траекторией сбежавшей по стеклу капли дождя.
   – У меня есть проблемы в эмоциональной сфере. 27 балов по шкале «CARS».
   – Это детская шкала. И 27 балов – не много, так – легкая мизантропия.
   – Я к тому, чтобы вы поняли: мне иногда трудно общаться. Это из-за страха, что меня не так поймут.
   – Успокойтесь. Я понимаю. Я работала с подобными пациентами.
   – Я занимаюсь розыском людей. У меня частное детективное агентство.
   – Ух ты. Впервые вижу частного детектива.
   – Я не занимаюсь уголовщиной. У нас в стране этим может заниматься только государство. Да и не надо мне этого. В основном я разыскивал супругов-алиментщиков, да пропавших детей. Я очень хорошо нахожу людей. У меня с детства талант к этому.
   Он замолчал. Ему захотелось рассказать ей о своем даре: о том, что он может устанавливать контакт с другими людьми, видеть мир их глазами, вспоминать их прошлое и понимать их чувства. Если она не поверит, он объяснит, что, по его мнению, в этом нет ничего сверхъестественного – это просто высший уровень эмпатии.
   – Вспомнила! – Виктория хлопнула ладонью по столу. – Я все думала почему вы кажетесь мне знакомым? Откуда я могу вас знать? Точно! Я видела вас по телевизору!
   – Я просто помог найти пропавшую девочку.
   – И кого вы ищете в этот раз? Я так понимаю, кого-то из моих пациентов с Альцгеймером?
   – Не совсем. Мне нужна информация по одному мальчику. Точнее он когда-то был мальчиком, сейчас он, конечно, уже не мальчик. Десять лет назад вы наблюдали пациента в поселке Артюхино. Его звали Павлик Теснов. Помните его?
   – Конечно, помню. Это был одинокий и несчастный ребенок. У него, как и у вас были проблемы в общении. Он был настолько одинок, что даже выдумал себе друга. Часто при разговоре он вдруг замолкал, и начинал вести диалог с неким Степой. Или ссылался на него, говоря, что Степа не разрешает ему рассказывать о том или ином событии.
   – Вы в курсе что его родители погибли?
   – Да. Вроде это был несчастный случай.
   – А того, что его допрашивала полиция и он был подозреваемым?
   – Да. Но они так и не смогли ничего доказать: пожар уничтожил все улики.
   – Как думаете, он мог убить их?
   – За пару лет до пожара отношения с родителями у него испортились. Они начали спиваться. Случалось, даже поколачивали его. Поэтому теоретически, с учетом его особенностей, это могло послужить поводом для убийства. Однако я не специалист в этом вопросе. Вам лучше поговорить с психиатром, у меня несколько иной профиль. Тогда я была соплячкой ординатором и меня обязали посещать его в рамках паллиативной помощи.
   Виктория замолчала задумчиво, размешивая молочную пену в стакане с капучино. Она вскинула голову и оглядела его оценивающим взглядом.
   – Мне только не совсем понятно, для чего кому-то разыскивать его.
   – Чтобы восстановить истину и наказать виновного. Мой заказчик полагает, что Павел был непосредственно виновен в смерти родителей. У меня тоже есть ощущение, что именно он убил их.
   – И что с того? Какой смысл в том, чтобы спустя столько лет разыскивать мертвеца?
   Перед глазами все поплыло. Появился запах гари. Он вцепился в край стола чтобы не упасть со стула.
   – Он мертв? Вы уверены?
   – После того как дело закрыли его поместили в лечебницу закрытого типа для убийц и маньяков. Ни у кого не было сомнений в его виновности, но также не было и доказательств. Три года назад комиссия решила, что он больше не представляет опасности и постановила перевести в интернат «Сосновый Бор». Но во время перевозки машина скорой помощи попала в ДТП. Никто не выжил. Я в курсе того дела, потому что интересовалась его судьбой.
   Виктория посмотрела на часы и сказала, что ее перерыв закончился и ей пора на работу.
   – Я могу поискать его историю в нашем архиве, если хотите. Позвоните мне завтра на рабочий.
   Вынув из кармана пиджака необычную ручку в форме шприца, она написала на обратной стороне чека номер телефона.
   – Кстати, а вы похожи на него, – бросила она, надевая куртку.
   Женщина вышла под дождь, раскрыла зонтик и помахала ему на прощанье. Он посмотрел на нее сквозь запотевшее все в дождевых каплях стекло. Мыслей не было. Внутри разрасталось странное ощущение пустоты.

8

   Дождь превратился в ливень. Он то замирал, – и тогда, казалось, во всем мире наступала какая-то абсолютная и зловещая тишина, – то лил с удвоенной силой.
   Сон был неровный и прерывистый. Просыпаясь, он по долгу лежал с открытыми глазами и смотрел на ползущие по потолку тени – щупальца стали жирнее и длиннее, теперь они оплели всю комнату, извиваясь, свисали вдоль стен – и не мог пошевелиться.
   Если бы для него хоть что-нибудь значило священное писание, то мог поклясться на библии: в темном углу у окна, туда, куда не проникает свет фонаря со стоянки, стоит человек – один из вчерашних безликих санитаров.
   Они нашли его. Надо было вскакивать и бежать. Но все что он мог – лишь бессильно следить за застывшей в углу внушающей жуткий ужас фигурой.

9

   Из сна его вырвал телефонный звонок. Зеленые цифры электронных часов под телевизором уверяли, что уже начало седьмого. Он нашарил рукой вибрирующий телефон и, плохо осознавая, что делает, ответил на звонок, с запоздалым удивлением и досадой заметив над кнопками уведомление «Номер не определен».
   – Михаил Анатольевич? – раздалось из динамика.
   – Слушаю.
   – Меня зовут Иванов Владимир. Капитан юстиции, следственный комитет. Вы не могли бы подойти сегодня и дать показания по одному делу.
   –Какому делу? – остатки сна моментально рассеялись.
   – Вы встречались вчера с Лишмановой Викторией Александровной?
   – Да. А в чем собственно…
   – Ее тело нашли в подземном переходе не далеко от больничного городка.
   – Какой кошмар.
   – Сотрудники Макдональдса, рассказали, что перед этим она беседовала с вами.
   – Да. Но как они узнали, что я это я?
   – Это не сложно благодаря камерам и системе распознавания лиц.
   После разговора с сотрудником следственного комитета, он несколько минут сидел, уставившись на циферблат электронных часов и наблюдая за тем, как мигает двоеточие, разделяющее часы и минуты. Он ощущал себя воздушными шаром, подхваченным воздушным потоком. Его неумолимо сносило на поросшие соснами скалы.
   Как выяснилось, кроме Виктории Лишмановой была убита и одна из женщин, с которыми он беседовал в Артюхино. Пока его просто попросили прийти и дать показания в качестве свидетеля по этим двум делам. Но он не один год соприкасался с этой средой и отлично знал, как просто путем нехитрых манипуляций любой свидетель переквалифицируется в подозреваемого.
   Он, как и звонивший ему капитан юстиции не верил в совпадения. Его пытаются подставить, – по-другому все случившееся трактовать нельзя.
   Он нашел в адресной книге имя «Настырный сукин сын», под которым в его телефоне был записан Степан Кипелов. В ответ на вызов, телефон долго молчал, а затем два раза пискнул и женский голос произнес: «Набранный вами номер не обслуживается».
   Что за черт?
   После пяти безуспешных попыток он отшвырнул телефон и достал ноутбук. Уверенность в том, что его подставили, окрепла и превратилась в маниакальную убежденность.

10

   После обеда он опять сидел за столиком в дальнем углу у маленького неприметного окна в кафе «Пышечка». Напротив, за его ноутбуком и со стаканом капучино в руке, развалился Егор Игнатьев – один из его старых знакомых из хакерской группировки «Метатрон». Хозяйка кафе, следила за ними с настороженностью и тревогой.
   – Ну что? – спросил он. – Тебе удалось? Ты смог установить, откуда и кто прислал это письмо?
   Михаил позвонил ему, как только рассвело и попросил помочь. Объяснив, что некто пытается его подставить, он попросил узнать откуда и кем было прислано письмо с информацией о пожаре из районной газеты и копиями страниц из полицейских архивов.
   Егор установил на его ноутбук несколько программ и вот уже несколько минут они ждали результата.
   – Погоди… Девяносто пять процентов… Девяносто восемь… Все…
   Лицо Егора на какой-то миг помрачнело, а затем он откинулся на спинку кресла и засмеялся.
   – У тебя классное чувство юмора, бро! – Он расплескал кофе и принялся вытирать его салфеткой. – Так бы и сказал, что хочешь угостить меня кофе, что мы давно не виделись.
   – Ты о чем?
   – О почтовом сервере на твоем ноуте и переопределении DNS. Я раскусил тебя мужик, да?
   – Не понимаю ни слова.
   – Ой, да ладно! Переслал письмо самому себе, чтобы проверить меня для настоящего задания? Ты бы хоть сочинил более правдоподобную историю. – Егор встал, поправляя выбившуюся из-за пояса рубашку. – Пойду, отолью. А когда вернусь, ты мне расскажешь, зачем на самом деле меня позвал.
   Егор скрылся в угловом коридоре на противоположной стороне кафе. Михаил устало закрыл глаза, но, когда открыл их, понял – что-то изменилось. Дождь все также стучал в окно, похожие на слезы капли стекали по стеклу оставляя за собой длинные дорожки. Вот только пара сидевшая через столик от него куда-то исчезла и на улице стало ощутимо темнее из-за нависшей над городом огромной черной тучи.
   Стоя за прилавком, хозяйка разговаривала с одной из официанток и бросала частые и обеспокоенные взгляды на Михаила. Он понимал, что ведет себя подозрительно, но ничего не мог с собой поделать – странная бурлящая в нем сила заставляла его раскачиваться, как маятник и бормотать: «я этого не делал… я этого не делал… я…
   С другого конца кафе раздались крики. Толстяк в очках-хамелеонах выбежал в проход размахивая руками и выкрикивая что-то про полицию и убийство. Из его расстёгнутой ширинки торчал край сорочки, унылый однотонный галстук съехал на бок. Началась жуткая суета. Официантка исчезла за дверями служебного входа, хозяйка не отводила от него испуганных глаз.
   Во внутреннем кармане куртки завибрировал телефон. На экране высветилось имя звонящего: «Настырный сукин сын». Михаил сжал его в трясущейся руке, с удивлением и испугом обнаружив, ссадины на костяшках пальцев. Он совершенно не помнил, когда и при каких обстоятельствах их получил.
   – Алло, – ответил Михаил срывающимся голосом и услышал в ответ громкий истерический гогот.

11

   Когда он вернулся в Артюхино, небо потемнело и на землю обрушился настоящий апокалиптический ливень. Потоки воды низвергались практически отвесно. Тяжелые капли колотили по обгоревшим стенам дома. Воздух наполнил сладковатый запах гниения и сырого пепла.
   Степан Кипелов – таинственный заказчик, с которым до этого Михаил общался только по телефону – стоял в центре единственной сохранившейся в относительной целости комнаты первого этажа. Дождь и тусклый рассеянный свет практически не проникали сюда. По углам похожие на языки темного пламени колыхались тени. Можно было подумать, что пожар, возникший здесь тринадцать лет назад, все еще продолжается, огонь все еще пожирает здание и души оставшихся в нем людей.
   – Надеюсь, ты нашел малолетнего маньяка? – спросил Кипелов. – Убившего родителей и спалившего родной дом?
   – Да. Я полагаю, что он стоит передо мной. Единственное чего я не могу понять, зачем ты убил всех этих людей? Чтобы подставить меня? Но что я тебе сделал? В чем я виноват?
   Просочившийся сквозь стены дым заполнил комнату. Михаил закашлял. От окутавшей его едкой пелены защипало глаза.
   – Ты виноват в том, что остался жив, хотя должен был сдохнуть в той аварии.
   Под ногами Кипелова захрустели рассыпанные по полу осколки. Он вышел из тени, поднял голову, и его лицо тут же потеряло очертания и расплылось. Оно будто вышло из фокуса.
   Михаил упал на колени, заходясь в неистовом кашле. Из покрасневших глаз потекли слезы.
   – Ты виноват в том, что убил своих родителей. Я не знаю, почему ты это сделал. Уверен, не знаешь и ты. Может виной всему банальный Эдипов комплекс, а может что-то более извращенное и темное. Они устали от тебя. Своим появлением ты сделал их жизни невыносимыми. Поэтому ты виноват также в том, что родился!
   Дым наполнил всю комнату. Предметы утратили четкость. Михаил растянулся на полу, как рыба, жадно хватая ртом, воздух. Кипелов наклонился над ним.
   – Прощай Павлик Теснов. Ты всегда был не больше и не меньше, чем мое отражение. Но зеркала разбиты и тебе никогда не сбежать из зазеркалья. Прощай Белая Пешка.

12

   Трехэтажное здание поликлиники как призрачный скалистый остров потерялось в темном бескрайнем океане дождливого осеннего вечера. Невидимые волны прорывались в опустевший холл, принося с собой холодную сырость, запахи гниющей листвы и мокрых деревьев.
   Огромный полицейский, склонился к уху бледной медсестры и прошептал что-то, от чего она издала сдавленный смешок, икнула и, прижав ладонь ко рту, прыснула со смеха. Щеки ее запылали от смущения. Полицейский довольно усмехнулся.
   Сумрак струился по пустому коридору неврологического отделения. Желтый огонек лампы, стоявшей на столике дежурной, мигнул и погас. Тишина нарушалась только тихим скрипом и скрежетом: ветви разросшихся деревьев, раскачивающихся под порывами ветра, скребли по оконному стеклу. Можно было легко представить, что это, пытаясь пробраться внутрь, скребут когтями ужасные и чудовищные порождения ночи.
   Еще один полицейский сидел на стуле с облезлой спинкой у двери в дальнем конце коридора. Нетерпеливо постукивая ногой, он подглядывал на экран смартфона.
   – Ну, все, – не выдержав, буркнул он и, матюгнувшись, позвонил напарнику. – Ты долго еще?
   – Почему не по рации? – ответил вопросом на вопрос напарник.
   – По кочану! Долго тебя ждать?
   – Будь человеком. Дай еще пару минут. Целочка только разомлела от моей нереальной крутости.
   – Зараза ты, Иванов. Ну и хрен с тобой.
   Полицейский убрал смартфон в карман брюк и направился к дверям туалета.
   – Сколько уже дней пролежал овощем, – недовольно прошептал он, бросив взгляд на дверь, возле которой сидел. – Пролежит еще пять минут. Ничего не случится.
   Его взгляд скользнул в щель между створкой и косяком. Тени раскачивающихся деревьев, извиваясь расползлись по потолку реанимационной палаты. Безжизненные немигающие глаза пациента равнодушно следили за их перемещениями. Тихо гудели аппараты поддержки жизнедеятельности.
   На спинке кровати висел конверт с торчавшим из него процедурным листом, на котором был написан номер истории болезни и имя пациента: Павел Теснов
   Раздался тонкий пронзительный писк кардиомонитора, зубчатые линии, бегущие по его экрану, разгладились, превратившись в идеально прямые.